Удары Израиля по объектам ядерной программы Ирана заставили задуматься о вопросах, связанных с распространением ядерного оружия, и той гранью, за которой «мирный атом» становится легитимной военной мишенью. Находится ли мир на старте новой гонки ядерных вооружений? В подкасте «Что это было» Русская служба Би-би-си говорила об этом со старшим научным сотрудником Института ООН по исследованию проблем разоружения Андреем Баклицким.
Что мы вообще знаем о том, насколько близко Тегеран подошел к созданию ядерного оружия в действительности?
Андрей Баклицкий: Это сложный технический вопрос. Сложный в плане получения доступа ко всей информации, необходимой, чтобы ответить на него. Мы не знаем, и нет никаких указаний, в том числе оценок разведсообщества США на то, что Иран принял решение создать ядерную бомбу.
Сказав все это, мы примерно представляем запасы обогащенного урана у Ирана, и мы примерно представляем, сколько времени ему потребуется, чтобы дообогатить уран до состояния, при котором его можно использовать в ядерном оружии. Примерно речь идет о неделях, может быть, месяцах.
Но даже если вы сделаете все это, вы не будете знать, сработает ли у вас (заряд) или нет, но, скорее всего, если у вас есть хорошие физики, вы можете предполагать, что все должно сработать, но с такими вещами сложно действовать на авось. Поэтому дальше нужно испытание. Испытание тоже занимает время: подготовка к тесту, подготовка площадок — это тоже длительный процесс.
Вам нужно эту ядерную бомбу (довести до размера) ядерной боеголовки, чтобы она могла помещаться в ракету, создать эту ракету, чтобы она долетела (до цели). То есть, в принципе, когда мы задаем вопрос, насколько Иран технически близок в случае принятия решения к созданию ядерного оружия, вопрос — что мы имеем в виду? Если мы говорим про оружие, из которого можно это сделать, то, я думаю, что здесь можно смело говорить, что где-нибудь год.
Би-би-си: То есть эту проблему нужно разложить на несколько отдельных вопросов? Насколько близок Иран к тому, чтобы в военной своей инфраструктуре создать оружие, носитель, насколько он технически близок к получению непосредственно ядерного составляющего, насколько он способен провести испытания и так далее? И только из ответов на все эти вопросы мы можем строить какие-то оценки?
Андрей Баклицкий: Ну да. Просто, наверное, это также зависит от ваших взглядов. Кто-то считает, что нельзя допустить вообще ничего и надо наносить удары на любой стадии всего этого. Кто-то может сказать, что если не создается ядерная бомба непосредственно, то все остальное, в общем-то, и неважно. Но, как мы видим, Израиль решил, что надо на данном уже моменте все это пресекать.
Мирный атом vs атомная бомба
Би-би-си: Слушайте, тогда встает такой вопрос: а существует какая-то международно признанная, что ли, шкала, система оценки? Где находится та грань между разработкой мирного атома и атомной бомбой, за которой уже пора вмешиваться?
Андрей Баклицкий: Я, наверное, начну с технической стороны, потом перейду к политической. В техническом плане некоторые части ядерного топливного цикла, в принципе, одинаковые для ядерного оружия и ядерной энергетики. Вот получение обогащенного урана, если вы сами его у себя обогащаете, обычно это при помощи центрифуг происходит, то вы должны добиться определенной чистоты или определенного уровня обогащения урана.
Если вам нужна мирная атомная энергетика, вы обогащаете до 3−4%. Для бомбы вам нужно будет 90%. Но это все делается на тех же самых центрифугах, которые ничем принципиально не отличаются. Там у вас выстраивается каскад этих центрифуг, и вы прогоняете и прогоняете через них урановый газ до момента, когда у вас концентрация растет, растет и растет. Там нет принципиальной разницы, до какого уровня вы их обогащаете.
Поэтому, если у вас есть возможность обогащения, у вас есть возможность создать материал для ядерной бомбы. Поэтому, конечно, в тех странах, которые технологии эти распространяют, занимаются ядерной энергетикой, считается, что хорошо бы, если бы другие страны сами у себя уран не обогащали, а топливо для их АЭС им бы поставляли страны-поставщики, у которых обычно есть уже ядерное оружие. Но Иран решил, что он сам будет обогащать уран, и здесь возникают все эти вопросы с тем, что базовые технологии для производства материала тогда у вас, получается, есть.
Что касается международного регулирования всего этого, у нас есть Договор о нераспространении ядерного оружия 1968 года (ДНЯО), в котором написано, что страны, у которых нет ядерного оружия, не будут создавать ядерное оружие. Но в нем не написано, что такое вообще ядерное оружие и с какого момента что начинается. Поэтому если у вас есть программа, то дальше, можно сказать, до сбора заряда все разрешено и вы можете объяснить какие-то свои действия другими разрешенными причинами.
В самом договоре тоже нет никаких механизмов наказания. Все решает, в общем-то, Совет Безопасности ООН. Но Совет Безопасности ООН, как мы знаем, все больше парализован в последнее время из-за противоречий между великими державами. Поэтому мы оказываемся в ситуации, когда мирового правительства у нас нет, а Иран член ДНЯО, поэтому Иран, в общем-то, обязан не создавать ядерное оружие. Он взял сам на себя обязательства. Страна подписала договор, она ратифицировала договор. Действительно идут обсуждения, выходить или не выходить из договора, но пока Иран член ДНЯО, он должен выполнять все его положения.
Но Иран говорит, что никакого ядерного оружия не создает. Все, что он делает, это исключительно в мирных целях. Ну и дальше все это уже переходит в плоскость того, что какие-то определенные державы, сильные в военном смысле, решают, насколько они готовы это терпеть. То, что происходит сейчас, не имеет никакого отношения ни к техническим, ни к международным политическим вопросам. Это конкретное решение конкретной страны и руководства этой страны, Израиля.
Би-би-си: Я накануне видела оценки МАГАТЭ ущерба, который могла понести ядерная программа Ирана от ударов Израиля. Там, в частности, глава организации говорит о том, что почти все центрифуги на крупнейшем иранском заводе по обогащению урана могли быть серьезно повреждены или даже полностью уничтожены в результате этих ударов. А что вообще МАГАТЭ думает о выполнении Ираном обязательств? Организация верит позиции Тегерана о том, что речь идет только о мирном атоме?
Андрей Баклицкий: МАГАТЭ — техническая организация. В МАГАТЭ есть и политическая часть — совет управляющих, где страны голосуют, принимают какие-то решения, а есть технический секретариат, который возглавляет Рафаэль Гросси, который занимается тем, что следит за выполнением обязательств. И у стран есть система гарантий: это договор, который страны заключают с агентством, чтобы наблюдать за тем, что весь материал ядерный находится в мирной (сфере) деятельности.
Что это значит? Это значит, что вы не делаете с этим материалом ничего военного. Он либо участвует в каких-то процессах, либо он хранится, и МАГАТЭ может верифицировать, что он находится в этом месте. Собственно говоря, это все, чем занимается МАГАТЭ, и все, что МАГАТЭ может сделать, МАГАТЭ может найти, скажем, какие-то незаявленные объекты. Если вы обещаете, что их нет, а они у вас появляются, тогда появляются вопросы. Но если вы просто обогащаете уран и он у вас лежит на складах, МАГАТЭ скажет, что вы обогащаете уран и он лежит на складах, и у них эти все данные сходятся.
Но дальше мы приходим к тому вопросу, что вы в какой-то момент можете взять этот уран, начать его обогащать на более высоких уровнях и делать из этого бомбу. Тогда вот здесь появляются всякие сложности. И вот в этом пространстве как раз происходит все самое интересное. Да, Гросси заявил, что в Натанзе могли выйти из строя все центрифуги, но мне интересно было бы узнать, на основании чего конкретно он это сказал.
Потому что он сказал, что могли быть выведены из строя, и, насколько я могу понять, предположение строится на том, что когда отключилось электричество, а запасные генераторы тоже расположены наверху (на поверхности), вроде как из-за резкого отключения электричества центрифуги могли выйти из строя.
Если центрифуги вращаются на высоких скоростях, действительно, если вы остановите, это может быть очень плохо. Но мы не знаем конкретно, что там произошло: может быть, вышли из строя, может быть, не вышли. Но Натанз не единственный центр по обогащению урана в Иране.
Есть еще центр в Фордо, который находится очень глубоко в толще скалы. И насколько мы можем судить, там системы энергообеспечения находятся где-то тоже внутри, поэтому вывести их из строя будет сложнее. Но даже по Натанзу мы не знаем, мы исходим из того, что мы слышим. Насколько я понимаю, инспекторы МАГАТЭ сейчас не имеют доступа к ядерной программе Ирана, потому что для того, чтобы даже отправить инспекторов, вы должны обеспечить их безопасность. Никто не поедет на объекты, по которым наносятся удары.
Почему Ирану нельзя?
Би-би-си: Андрей, я хочу предложить сделать несколько шагов назад и помочь нам разобраться с более глобальными вопросами, которые вам, наверное, покажутся наивными, но не уверена, что они такие уж очевидные для многих. А почему вообще мир против того, чтобы у Ирана это ядерное оружие было? То есть понятно, что есть договор, но договор — это средство. А сама причина в чем?
Андрей Баклицкий: Я бы не сказал, что это наивный вопрос. Это философский вопрос. Есть некоторые даже международные эксперты, которые считают, что вообще хорошо было бы, если бы у всех стран было ядерное оружие. Потому что тогда взаимное сдерживание привело бы к тому, что мир стал безопаснее. Но в целом международное сообщество так не считает. Я думаю, если спросить у человека с улицы, стало бы лучше, если бы у всех стран было ядерное оружие, в основном все бы сказали, что, наверное, не стало бы.
Международное сообщество в принципе против того, чтобы появлялись новые ядерные страны. Ядерная война выглядит как невероятно разрушительное событие, которое может закончиться концом человеческой цивилизации. Поэтому чем меньше стран, у которых ядерное оружие есть, тем меньше шансов, что ядерная война начнется. Это довольно грубое изложение, но, я думаю, основные положения охватывает.
Вообще, Договор о нераспространении ядерного оружия состоит из нескольких частей. Первая часть — о том, что страны, у которых нет ядерного оружия, не создают его. Но там есть еще статья шестая, где сказано, что страны, у которых есть ядерное оружие, в духе доброй воли ведут переговоры о том, чтобы сокращать свои ядерные арсеналы и в перспективе привести их к нулю. То есть идея в том, чтобы ни у кого не было ядерного оружия, просто вот так исторически получилось, что на момент подписания договора пять стран уже провели ядерные испытания, и они вроде как временно сохраняют это ядерное оружие до тех пор, пока всеобщее разоружение не приведет к миру. К миру пока у нас не очень все идет, скорее идет в обратную сторону, но это не значит, что мы должны хотеть, чтобы появлялись новые ядерные страны.
Би-би-си: Ну вот правильно ли я понимаю, что Израиль, например, не подписывает Договор о нераспространении ядерного оружия? А что мы знаем вообще про ядерное оружие и Израиль?
Андрей Баклицкий: Официально Израиль не подтверждает и не отрицает наличие у него ядерного оружия. То есть он даже не говорит, что его нет. Израиль отказывается отвечать на этот вопрос. Но в экспертном сообществе существует консенсус, что ядерное оружие у Израиля есть где-то примерно с 1970-х годов.
Израиль действительно не подписывал Договор о нераспространении ядерного оружия, что довольно редкая, конечно, по нынешним временам вещь. На данный момент всего четыре страны в мире не подписали договор, пять если считать Северную Корею. Северная Корея вроде как вышла, но там не очень понятно, вышла ли она по всем правилам. Но вот из тех, кто никогда не подписывал, это Индия, Пакистан, Израиль, они создали в итоге ядерное оружие уже, и Южный Судан. Но Южному Судану есть чем заняться, кроме ДНЯО. Это не потому, что они хотят создать ядерное оружие, а потому, что у них другие приоритеты. И вот КНДР, которая из этого договора вышла. То есть, в принципе, нормой на сегодняшний день является, что все страны должны к этому договору присоединиться.
Израиль действительно договор не подписывал, а, насколько мы предполагаем, ядерное оружие у него есть. И это вписывается в эту израильскую общую доктрину о том, что никогда больше не произойдет то, что происходило в годы Второй мировой войны (Холокост). Государство Израиль должно быть в силах себя защитить от любых угроз. И в рамках этого, особенно в контексте постоянных войн с арабскими соседями, было разработано ядерное оружие. Но то, что было разработано в 1970-е годы, отвечало той обстановке безопасности. Я не думаю, что сейчас Израилю необходимо ядерное оружие для обеспечения своей безопасности.
Ядерное оружие, вообще, если так подумать, не очень много для чего подходит. Оно в основном подходит для того, чтобы убивать большое количество людей. Мы точно знаем, что ядерное оружие Израилю никак не помогло в контексте событий 7 октября 2023 г. И можно просто посмотреть на вызовы для безопасности страны: для большинства из них ядерное оружие никак не поможет. А для остающихся вызовов, возможно, оно является скорее триггером. Потому что если Израиль очень сильно переживает из-за ядерного Ирана, то, в общем-то, не исключено, что Иран как раз создает своё ядерное оружие, если он его создаёт, в ответ на ядерное оружие Израиля.
Так что не все так просто с обладанием ядерным оружием. Кажется, что это такая палочка-выручалочка, а на деле, если посмотреть, оно имеет довольно ограниченный смысл.
Би-би-си: А как получается разрешение на создание ядерного оружия? Но, кажется, его и получать не надо, достаточно просто выйти из договора, а дальше что? Ожидать санкций? Как это работает вообще, если страна решает, что, мол, нам это больше не подходит, нам очень небезопасно, у нас сложные соседи, мы хотим им обладать?
Андрей Баклицкий: Вообще до 1968 года, пока не подписали, в целом не было никаких юридических ограничений, чтобы не создавать ядерное оружие, и все, кто мог, тогда его создавали или у них были ядерные программы. Но вот в 1968 году это было предложение трех тогда ведущих держав — Советского Союза, США и Великобритании — создать договор, чтобы прекратить эту вольницу.
На тот момент ядерные программы были примерно у всех: была военная ядерная программа у Швейцарии и у Швеции, и что-то там было у Италии, Румыния думала о том, чтобы как-то стать ядерной. И я уже молчу про Ливию, Ирак и так далее. То есть это была довольно мейнстримная идея, что мир стал такой какой-то угрожающий, почему бы не создать ядерное оружие? Ну и, в общем-то, великие державы тогда давили на всех своих соседей и партнеров, чтобы они прекращали все это и присоединялись к ДНЯО.
Израиль как раз тогда стал исключением именно из-за своего сложного положения, своих партнерских отношений с США, и была выработана эта концепция, что, мол, вы не озвучиваете, что у вас есть ядерное оружие, а мы по этому поводу вас сильно не трогаем. Но в целом все остальные страны и СССР со своей стороны, и затем США со своей стороны, пытались убедить их ядерное оружие не создавать.
Страны, которые договор так и не подписали, например, Индия, Пакистан, в итоге его создали, испытали в 98-м году, получили определенный объем санкций за это, попали под определенные ограничения. Но в целом это было примерно и все. И со временем часть этих санкций и ограничений сняли, потому что Индия и Пакистан довольно важные по-своему страны. И продолжают сосуществовать с ядерным оружием.
Вне этих рамок есть, конечно, определенные проблемы. В этом контексте для вас, например, сотрудничество в сфере атомной энергетики усложняется, потому что у вас есть уже прецедент, что вы свою мирную программу использовали для создания ядерного оружия, поэтому теперь как-то все очень осторожно к этому относятся, не хотят, может быть, с вами сотрудничать.
Но в случае Индии даже это не так, потому что Индия — это очень большой рынок, и Индия важный стратегический партнер. Так что там даже в 2008 году США пролоббировали исключение, что можно теперь в Индии строить атомные электростанции без проблем.
Мирового правительства нет, так что все довольно хаотично. И страны, наверное, оценки затрат и выгод решают для себя сами, хотят ли они все это делать. Но опять же, это касается стран, которые не подписывали. Если вы договор подписали, то у вас еще есть вся эта (проблемная) часть с тем, что вы будете нарушать международные обязательства, а за это сильнее обычно приходят для вас сложности…
Би-би-си: Ну, как будто бы эти сложности все равно в разных случаях выглядят очень по-разному.
Андрей Баклицкий: Конечно.
Станет ли больше ядерных держав?
Би-би-си: Это подталкивает нас к другому вопросу. Значит ли это, что нам стоит ожидать того, что в ближайшие годы стран, которые будут на практике обладать ядерным оружием, станет больше и будет все время становиться больше и больше?
Андрей Баклицкий: Ну, предсказывать что-то очень сложно, особенно предсказывать будущее, как говорят. Например, вот эта знаменитая фраза президента Кеннеди в 1963 году, когда он говорил, что вот в 1970-х годах, возможно, президенту США придется столкнуться с миром, где будет 15 ядерных стран, 20 или 25. Но, как мы знаем, в 70-е годы не было ни 15, ни 20, ни 25, и до сих пор это не так. На это есть несколько причин. Большинству стран не нужно ядерное оружие. Если вы посмотрите на карту мира, то существует девять стран, которые, как мы сейчас считаем, обладают ядерным оружием.
Би-би-си: США, Россия, Великобритания, Франция, Китай, Индия, Пакистан, КНДР, Израиль?
Андрей Баклицкий: Верно, пять официально признанных под ДНЯО, которые также являются членами Совбеза ООН, и четыре страны вне ДНЯО, которые, по разным причинам, создавали ядерное оружие. Но, например, все южное полушарие безъядерное, нет ни одной ядерной страны южнее экватора. Ну и дальше, девять (ядерных) стран против почти 200, да? Не так много. То есть это вообще «развлечение» для очень ограниченной группы стран условного глобального Севера.
Конечно, Индия рядом с Пакистаном не согласятся, что они глобальный Север. Но, тем не менее, в этом смысле, наверное, можно так сказать, что если вы находитесь в Америке, если вы находитесь в Африке, зачем вам ядерное оружие?
Единственный пример, который мы знаем, страны, которая сама создала ядерное оружие и потом его утилизировала, — это ЮАР. Во времена апартеида они создали ядерное оружие во многом потому, что боялись, что социалистический блок до них доберется. А они были под большим давлением и в изоляции из-за апартеида. И боялись, что они не смогут справиться с советскими и кубинскими войсками. И поэтому им нужно было ядерное оружие. Когда стало понятно, что советский блок распался, Куба занята своими проблемами, а Советского Союза больше нет, то ядерное оружие вам ни для чего больше не нужно. С кем вы в Южной Африке собираетесь ядерным оружием воевать?
У большинства стран нет технических возможностей. Все-таки создание ядерного оружия — это довольно затратный и довольно технологический процесс. Вам не нужно быть невероятно развитой страной, но вам нужно иметь хорошую индустриальную базу и быть где-то на уровне Соединенных Штатов в 1940−50-е годы. То есть это дорого, это сложно. Центрифуги, очень сложные машины для управления и так далее. Ну и дальше у вас будет противодействие международного сообщества, те же санкции. Да и соседи, которые могут быть не рады тому, что вы создаете ядерное оружие, и в процессе этого создания соседи будут наносить, возможно, по вам удары, как Израиль это делает. И как было с Ираком в свое время, и с Сирией.
Так что это все довольно сильно ограничивает. И когда вы, как руководство страны, решаете для себя, нужно ли вам двигаться по этому пути, вы должны оценить все эти риски и угрозы. Конечно, есть примеры Индии, Пакистана, у которых все довольно неплохо, но есть пример КНДР, которая находится под всеми возможными санкциями и под очень сильным давлением. Хотите ли вы стать как КНДР и сможете ли вы выжить как КНДР?
Есть так называемая теория каскада, что если вы создаете ядерное оружие, то ваши соседи и ваши оппоненты могут тоже к этому потянуться. Но она, конечно, очень упрощенная, и в каждом конкретном случае каждая конкретная страна будет принимать для себя решение. То есть, есть такое опасение, что если вдруг Иран создаст ядерное оружие, тогда на Ближнем Востоке Турция, Саудовская Аравия, называют Египет иногда еще, тоже захотят работать в этом направлении. Но опять же, у каждой из этих стран будут свои ограничения, свои решения. И точно так же, как и Израиль наносит удары по Ирану сейчас, не исключено, что стоит ожидать таких же ударов по другим странам, которые вдруг решат это ядерное оружие создавать.
Би-би-си: А если мы говорим не о потенциальных новых странах-обладателях ядерного оружия, а о государствах, у которых оно уже есть. На днях вышел доклад Стокгольмского международного института исследований проблем мира о глобальной безопасности (SIPRI). И помимо того, что они отмечают, что примерно 90% всего ядерного оружия в мире приходится на Россию и США, там есть такой вывод, что эпоха сокращения количества ядерного оружия в мире, которая длилась с момента окончания холодной войны, похоже, подходит к концу. Как вы думаете, это справедливая оценка? И если она справедливая, что нам это дает понять про наше будущее через 10, 20, 30 лет?
Андрей Баклицкий: Ничего хорошего это нам не дает понять. Но я думаю, любой человек, который время от времени смотрит телевизор или слушает ваш подкаст, представляет, что в целом ситуация не улучшается.
Мы не знаем, увеличиваются ли запасы ядерного оружия, страны редко публикуют свои данные, это довольно закрытая информация. США и Россия обменивались данными о своих развернутых стратегических силах в рамках договора СНВ. Россия приостановила участие в договоре СНВ. После этого США перестали свои данные тоже публиковать.
Китай, например, никогда никаких данных вообще не публиковал.
И когда обычно говорят, что идет рост количества ядерного оружия, американские эксперты, спецслужбы часто говорят про Китай, что Китай быстрыми темпами наращивает свою ядерную программу, что идет строительство шахт для баллистических ракет в Китае тоже довольно быстрыми темпами. Но, повторюсь, мы не знаем, что там происходит.
Похоже на то, что страны будут наращивать свои ядерные арсеналы. Договоры об ограничении ядерных вооружений, которые как раз с конца 1980-х, с договора РСМД начались, все постепенно заканчивались, из них выходили, нарушали. Остался один договор СНВ, который ограничивает стратегические силы, но и он тоже, во-первых, сейчас приостановлен, во-вторых, он закончится в феврале 2026 года, то есть через полгода. И тогда не будет вообще никаких ограничений, сколько у кого ядерного оружия. Это может привести к количественной гонке вооружений.
Мы очень сильно сократили запасы (ядерного оружия) со времен холодной войны. То есть, действительно, SIPRI говорит, что это сокращение закончилось и, возможно, (тенденция) пошла в другую сторону. Но просто чтобы представить масштабы, на пике холодной войны мы говорили про десятки тысяч ядерных боезарядов у США и Советского Союза. А по договору СНВ каждая сторона имеет право иметь еще 1550 развернутых. То есть, конечно, в общей массе там набегает четыре или пять тысяч, для каждой страны. Но это не десятки тысяч. Сокращение было прямо очень сильно заметным.
Ну и, конечно, есть вопросы, нужно ли нам сейчас снова возвращаться к тем цифрам? Я надеюсь, что никто не считает, что это нужно. Но какое-то определенное увеличение мы можем увидеть и у России, и у США.
Есть вопросы по Китаю, потому что у Китая всегда было очень ограниченный арсенал, и Китай считал, что в принципе любого арсенала достаточно. Если даже одна бомба может упасть на территорию противника, то этого достаточно для сдерживания, потому что никто не захочет потерять, даже не знаю, один город, потерять даже миллион жителей. Это невозможно. Но сейчас не исключено, что расчет поменялся, и, возможно, они будут увеличивать свои арсеналы, чтобы приблизиться к России и США.
Гонка вооружений не очень приятное место, чтобы находиться. Мы там уже были в холодную войну, ничего хорошего там нет. Гонка вооружений имеет свою внутреннюю логику. После того как она началась, ее уже сложно остановить. Гонка вооружений идет вместе с военным планированием, потому что у вас же больше зарядов, эти заряды нужно куда-то отправлять, какие-то искать для них цели. В общем, это все не очень, конечно, способствует поддержанию мира и безопасности.
Хотелось бы верить, что все-таки страны не будут в этом направлении двигаться. Очень много рисков, связанных с этим… И так поддержание существующего арсенала — это очень дорого, а вы хотите, там, не знаю, еще удваивать, например. Может быть, это чисто с технической точки зрения опасно, потому что всегда есть ненулевая вероятность, что что-то пойдет не так с вашими ядерными зарядами. Чем больше их, тем, соответственно, вероятность тоже растет. Но это аргументы, которые мы, исследователи, приводим. Но если вы сидите в условных кабинетах без окон, и вы занимаетесь военным планированием, наверное, вы не будете слушать такие аргументы.
Мой аргумент еще один в том, что ядерное оружие не сильно помогает на самом деле. Если вы посмотрите на участие держав с ядерным оружием в конфликтах, ну вот не помогает ядерное оружие. Вы точно так же участвуете в конфликтах, точно так же на вас нападают. Пожалуйста, от Фолклендской войны и до последних событий с российскими аэродромами стратегической авиации. Ядерное оружие — это что-то, на что вы тратите очень много денег, но которое никогда не используется и которое несет с собой всякие риски. Так что хотелось бы, конечно, чтобы его было меньше и никаких резких действий с ними не проводили. Но пока имеем то, что имеем.
С Андреем Баклицким беседовала Оксана Чиж. Подкаст «Что это было» можно слушать на сайте bbcrussian.com; YouTube, Substack, Spotify, Apple, Castbox.